Бибигуль ТУЛЕГЕНОВА: Успехи молодых - моя духовная прибыль

ТУЛЕГЕНОВА - поистине народная артистка: ее знает народ. В понедельник певица открыла конкурс вокалистов и в очередной раз удивила прямо-таки несоответствием между серьезным возрастом и молодым блеском глаз. Бибигуль Ахметовне исполнилось восемьдесят шесть лет, но годы, по собственному признанию, самая знаменитая певица страны чувствует только по утрам. Она от души смеется, пользуется дорогими духами, стильно и ярко одевается. Само ее присутствие рядом заставляет подтянуться. А еще Бибигуль Тулегенова завораживает интерес­ными украшениями.

- Наверное, они меня оберегают, - улыбается Бибигуль Ахметовна, с удовольствием давая рассмотреть кольца и браслеты. - Мне все мои украшения приятны и радостны, потому что все они дареные. Ни одного я себе не купила! Но самое удивительное, что дарят мне их женщины. Никогда - клянусь! - никогда мне мужчины ничего не дарили. Ну разве что какую-то незначительную бижутерию еще в то, бедное время. Например, один браслет совершил вместе с хозяйкой путь вокруг священного камня в Мекке. Она передала мне его со словами: “Пусть этот браслет оберегает вас и приносит удачу”. Я его носила не снимая лет шесть, пока не сломался. Надо, кстати, отдать в починку. Вот эти три кольца всегда ношу как талисман - они тоже подарены тремя женщинами.
- Что в вас осталось от шестнадцатилетней по внутреннему ощущению?
- Ой... От шестнадцатилетней, наверное, уже ничего не осталось. Честно говоря, мои детство и юность были настолько трудными, что я даже не могу похвастаться своей молодостью. Во время репрессий расстреляли моего отца, потом началась Вторая мировая война, и в тринадцать лет я стала трудиться чернорабочей. Копала землю, стояла в очереди за хлебом, бегала по морозу за одиннадцать-двенадцать километров за едой. Потом тоже был тяжелый период - училась в консерватории, вышла замуж, родила детей. Я иногда сама себе напоминала мышку, которая и так в нору не лезет, а еще к хвосту барабан привязала. Так и я взвалила на себя целую гору обязательств. Вот по­этому кто-то вспоминает с удовольствием свои студенческие годы, а у меня не было ни одного дня, чтобы я отдохнула, сходила куда-то. И все воспоминания того периода о том, как я стирала, белила, печку топила, воду носила и между всем этим еще занималась. У меня даже нет ранних фотографий, поскольку было не до того. Могу сказать, что стала себя чувствовать человеком где-то после 30 лет.
- Сейчас смешно слышать, когда молодые люди жалуются на тяжелые времена?
- Не то слово! Я всегда говорю: “Вы сейчас играете в тяжелую жизнь. Посмотрела бы я на вас, если бы вам дали в руки лопату и велели вскопать хотя бы квадратный метр земли!” А я в одиннадцать лет сотку вскапывала, засаживала картошкой, потом ухаживала за ней и осенью собирала урожай. С другой стороны, цивилизация приносит свои плоды. Мы нюхали пыль, грязь, но не выхлопные газы. Поэтому, наверное, здоровее.
- Есть песня, которая помогает пережить сложные моменты?
- Когда мне плохо, я всегда пою народные песни. Прямо напоюсь, наплачусь, и отпус­кает. Хотя и в классике можно нарыдаться. Например, до сих пор не могу заставить себя досмотреть до финала оперу “Мадам Баттерфляй”. Если не убегу в середине, то потом у меня настоящая истерика, потому что не выдерживаю этого накала страстей, не могу.
- Никогда не считали, сколько у вас титулов? Может быть, еще какого-то звания не хватает для полного счастья?
- Здоровья не хватает! А со званиями что делать? На подушечках медали нести, когда умру? Извините, но я к этому факту отношусь философски - мы все здесь гости, все уходим и ничего с собой не забираем. Всегда самая дорогая награда - это первая, когда тебя вдруг выделили, отметили. Какая же это была награда у меня? Кажется, Всесоюзный конкурс советской песни. Я тогда домой возвращалась на поезде, но мне казалось, что лечу на реактивном самолете. А вообще, мне никакие звания не даются легко. Вот меня до сих пор помнят. Как вы думаете, почему? Да потому, что в Казах­стане нет ни одного угла, где бы я не выступала перед простыми рабочими людьми. Я на поле пела, в шахту спускалась, чтобы в перерыве спеть. У животноводов останавливались: несколько юрт, десяток человек, там же в юрте переночуем после выступления и едем дальше.
- А сейчас исполнители страдают, что им не дают бесплатно петь в больших залах...
- Сейчас все залы частные, надо их снимать для выступления, а мы привыкли, что все может быть на халяву, просто так. И ездить по окраинам никто не хочет. Хотя я не могу наших эстрадных исполнителей назвать певцами. Без декораций, света, шума цена им ноль. У нас скоро все глухие будут, оттого что так много шума.
- Наверное, вы любите тишину?
- Обожаю! Я прихожу домой и наслаж­даюсь. Никто меня не слышит, и я никого не слышу, никто со мной не фотографируется. Я ведь от этого тоже устаю. Меня трясти начинает в публичных местах, оттого что ни поесть, ни, пардон, в туалет сходить. Недавно была на одном юбилее в селе, там ко мне приставили двух парней, которые все время за мной ходили, чуть не за руки поддерживали. Так мне, чтобы пойти в туалет, пришлось им об этом прямым текстом сказать. Или, бывает, выходишь из туалета: “Можно с вами сфотографироваться?” Я спрашиваю: “Вот здесь, на фоне деревянного домика?” На поминках могут подойти, тоже приходится объяснять, что нельзя тут, ведь у людей горе. Прямо стыд какой... Иногда с двух сторон схватят - я первый, нет, я первый. Я тогда советую сначала разобраться, кто за кем.
- Почему вашу династию никто не продолжил?
- У меня дочки Мариямгуль, Гюзель и сын Тулеген. Мариям как раз пела, но, к сожалению, я ее потеряла в 2007 году. Гюзель сейчас помогает мне заниматься конкурсом. Одна внучка училась играть на фортепиано, потом стала дизайнером, а недавно говорит: “Вот, ажека, если бы ты научила меня петь...” При этом ничего не может уже сыграть на фортепиано, забыла все. А я помню все, что пела, начиная с самой первой пес­ни.
- Есть у вас ощущение, что родной город непоправимо меняется, что все меньше в нем от Алматы вашей юности?
- Да... А ведь есть такие места, которые стоило бы оставлять в том виде, в котором они были, или даже восстанавливать. Очень больно было, когда сгорел старый ТЮЗ. И ведь можно было на этом месте построить какой-то объект культуры, чтобы сохранить традицию алматинского Бродвея. Но появилась высотка... Вот два здания не люблю у нас в городе - центр “Нурлы Тау” и эту высотку, они мне напоминают элеваторы в степи!
- Сейчас проходит VIII Международный конкурс вокалистов вашего имени. Что он вам дает?
- Это моя духовная прибыль и заряд энергии. Я сейчас концертной деятельностью не занимаюсь, пою очень редко. И мне очень нравится видеть молодых талантливых исполнителей, следить за их дальнейшими успехами, радоваться их победам.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы