Аварийный ген

Художник Амандос АКАНАЕВ смеется, вспоминая, как жена определила его умение действовать в самых сложных обстоятельствах: “У тебя, наверное, аварийный ген есть...”. А может быть, гены ни при чем, а просто это любовь?

Амандос Аканаев в свои “за шестьдесят” черноволос и оптимистичен. Он не только успешный автор картин, которые хранятся в коллекциях разных стран мира, но еще и “автор” талантливых детей и внуков, основатель целой художественной династии. С первой женой Нелли БУБЕ Амандос расстался, потому что талантливая женщина хотела реализовать себя как большой художник, а не только как мама, жена и подмастерье. Дети к тому времени уже были взрослые. Его же спутницей жизни стала искусствовед Лаура УРАЗБЕКОВА.
- Мы очень долго шли в одном направлении и в конце концов столкнулись нос к носу... - смеется Амандос. - Может быть, не слишком романтично звучит, но мы нашли друг друга на духовном уровне. Она меня в творчестве поддерживала, даже когда никто не понимал моих экспериментов.
Сблизились на теме сохранения сакских курганов. Это было в дикие постперестроечные годы, когда началось активное распределение земли, и памятники истории становились собственностью новоиспеченных хозяев. Вместе ездили по степи, описывали курганы, заодно подняли вопрос экологии. Чтобы власти воспринимали всерьез, а не как сумасшедших художников, организовали художественную академию.
1995-й они считают годом рождения своей семьи, а в 1997-м Амандос оказался в инвалидной коляске - отказали ноги. Полтора года мытарств по врачам и неизбывного оптимизма. Амандос уверял жену, что для художника ноги не самое главное, учил ее рисовать, она обивала пороги зарубежных фондов, продавала картины, чтобы собрать деньги на лечение в Израиле. Амандос уехал туда на костылях, а вернулся на своих двоих.
Еще чуть больше десяти лет подарила им судьба, для того чтобы работать, строить планы. В 2010 году Аканаев получил госпремию, на которую супруги хотели купить домик в пригороде и заниматься на природе живописью. Но год спустя у Амандоса нашли раннюю стадию онкологии.
- Я не боялся операции. Еще и успокаивал Лауру, говорил, что мне вырежут что положено, проведут курс химии, и я прекрасно проживу еще лет шесть-семь. Доживу до семидесяти лет, а там еще что-то придумают врачи.
Амандос дал согласие не на щадящую операцию, а на более радикальную. Говорит, понравился хирург, мечтавший заниматься живописью. Чтобы кардиолог дал разрешение на сложную операцию, прикинулся дурачком:
- Он меня спрашивает про отдышку, а я говорю, что если с мешком цемента на пятый этаж идти, то бывает... Кардиолог так и сказал: “Оперируйте смело, с ним ничего не будет”. А у меня действительно и в мыслях не было писать завещание, умирать.
Первые дни Лаура навещала мужа в больнице каждый день, а потом исчезла. Родственники прятали глаза и говорили, что жена поскользнулась, упала, поранилась, полежит в больнице и придет. Художник говорит:
- Сначала я верил, а потом решил сам проверить, что с ней. Попрятал катетеры и банки, которыми был весь увешан, в карманы любимых камуфляжных штанов, перелез через забор (через ворота меня бы не выпустили) и поехал к ней. Оказалось, она и вправду в больнице - Лаура лежала в реанимации, подключенная к огромному количеству приборов.
Родные рассказали, что в тот злополучный день она делала гимнастику, поскользнулась и упала. Ударилась очень неудачно и повредила мозжечок, отвечающий за двигательную активность. Из-за травмы Лаура не могла ни разговаривать, ни даже есть самостоятельно. Восемь месяцев она находилась в реанимации, Амандос каждый день навещал жену, а потом врачи начали говорить, что ситуация безнадежна, улучшений быть не может. Надо переводить пациентку в хоспис.
- Я так понимаю, хоспис для того, чтобы благополучно отправить человека на тот свет. Мне так и сказали, что жить ей осталось несколько месяцев, - вспоминает Амандос. - Не буду хвастаться, что я в той ситуации был бодр как фазанчик, но сказал, что кроме хирургии есть еще Бог, он решает, кому сколько жить. Посмотрим. Я создам все условия для нее дома. Самое сложное, с чем сталкиваешься в этой ситуации, - у тебя нет никакого опыта. Ты не знаешь, что и как делать...
Это сейчас Амандос профи. Две комнаты в его просторной мастерской отданы под больничную палату, в которой все наготове: бутылочки с сосками, чтобы кормить, свежее белье, прогулочные коляски и тренажеры собственного изготовления, противопролежневые матрасы и тюфячки, набитые красным просом, как это делали кочевники, облегчая страдания больных. На окне орхидея. Рядом с кроватью пошаговая схема из фотографий, подробно иллюстрирующая, как следует четыре раза в день делать лечебный массаж обе­здвиженному человеку.
А тогда, три с половиной года назад, было страшно. Первым делом Амандос нанял медсестру с опытом работы в реанимации, закупил кучу необходимых приспособлений: отсосы, катетеры, дыхательные мешки. В домашний стационар потянулась вереница врачей из разных стран. Все давали в основном неутешительные прогнозы. Дом стали осаждать баксы, шаманы и экстрасенсы... Так истаяла госпремия, на которую собирались легко и светло встречать старость в собственном домике за городом.
- И знаете, ко мне на помощь пришло огромное количество друзей. Причем тех, кого, по большому счету, мы и друзьями-то не считали, просто здоровались кивком головы... Правдой оказалось только то, что я сказал, забирая Лауру из реанимации: Бог решает, кому сколько жить. Сейчас моя задача облегчить ее страдания до минимума. Чтобы она знала, что я ее не бросил. Я ей говорю: “Я рядом, я работаю. Надо зарабатывать деньги на лекарства”. В ее комнате установлена видеокамера, я из мастерской все эти три года постоянно одним глазом смотрю туда. Я перестал смотреть телевизор, даже не знал, что Путина сменил Медведев, потом наоборот... Я стал невыездной. Мои выезды - это аптеки, поиски лекарств.
Кроме медсестры и Амандоса рядом с Лаурой постоянно есть кто-то из родни: его дети или бывшая жена. Хотя, по сути, Лаура им посторонний человек, особенно для Нелли.
- Здесь нет ничего особенного, - считает художник. - Значит, мы правильно воспитывали наших детей, раз они в трудную минуту не бросили меня и человека, которого очень уважали. Вообще, никто из знакомых, слава богу, не давал “добрых” советов отправить Лауру в больницу или хоспис.
Какие успехи принес домашний стационар? Амандос уверен, что огромные. Лаура научилась глотать, а значит, стало возможным избавить ее тело от катетеров. Стала издавать звуки - еще одна победа.
Совсем недавно в мастерскую снова привезли экстрасенса. Амандос сразу сказал: “Не надо утешать, не надо говорить несбыточных вещей”. И обрадовался, когда тот пообещал, что его Лаура должна прожить лет до 85.
- А почему нет? Я верю в лучшее.
За все время нашего разговора слово “любовь” не было произнесено ни разу. Зачем слова, когда и так все ясно?

P.S. Амандос готов поддержать тех, кто, как и он, облегчает страдания лежачих больных. Готов показать все свои ноу-хау. Инвалидную коляску, которая после небольшого апгрейда заставляет двигаться руки и ноги обездвиженного человека, систему блоков над кроватью, тренажер, помогающий принять вертикальное положение и улучшающий кровообращение. Он говорит:
- У нас реабилитационных центров для лежачих пациентов нет. Если получил инсульт - все, ты приговорен быть неподвижным. Лежачий человек страдает от пролежней, от плохого кровообращения. Насколько я знаю, только в Алматы около трех тысяч лежачих. Я буду рад рассказать о том, чему пришлось научиться.
Если вы хотите получить совет Амандоса, пишите на электронную почту evdokimenko@time.kz. Все письма мы передадим художнику.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы