А уходящая натура пусть уходит

Во время пандемии Вячеслав шутил: мол, в моей жизни мало что изменилось, а вот люди попробовали жить как художники, вечно запертые в своих мастерских. Тут можно поспорить. Считается, что гений должен быть беспокойным, охочим до женщин, выпивки и эпатажа. Вячеслав же тих и философичен, а его творчество изучают как часть истории искусства Казахстана даже в художественных школах страны.

- Не слишком ли скучно вы живете? Настоящий художник - это хулиган...

- Я таких не встречал. Нет, они существовали во времена Караваджо: резали друг друга шпагами, пьянствовали. Но в наш скучный век, если быть все время под допингом и в поиске приключений, то, боюсь, много не наработаешь. Да и жалко тратить на все это время. Оно, как оказалось, очень быстро уходит. Я прекрасно помню этот зал в Кастеевском музее - в прошлом веке нас, школьников в красных пионерских галстуках и коротких штанишках, приводили сюда на экскурсию. А сейчас я стою здесь толстый, без волос и с персональной выставкой. Кажется, что просто телепортировался во времени.

- Когда пришло ощущение возраста?

- Лет в сорок, на юбилей. Потом я забыл про него. А в пятьдесят опять остро ощутил. Сейчас уже не задумываюсь, но очень жаль тратить время. Например, не могу просто сидеть в кафе. Мы с женой даже если заходим туда, то ненадолго. Мне комфортнее всего в мастерской за работой. Это даже трудно назвать рисованием - скорее, это образ жизни. В этом смысле я маньяк.

- Устраивать такую большую персоналку опасно. Люди поду­мают, что у вас круглая дата или, того хуже, что ваши работы не продаются…

- Пока работаешь, нет мыслей о том, как это продать. Они появляются потом, когда готовые картины начинают мешать в мастерской. Хочется их куда-то деть. Но эти мысли вообще не про продать. Холсты не картошка - вырастили богатый урожай, реализовали, обогатились, переехали в теплые края и начали хорошо жить. У меня много работ, потому что я сейчас тружусь сразу в двух местах - в мастерской и… дома. Мои друзья организовали фонд имени меня, который предоставляет мне очень комфортное помещение для работы. Туда я каждый день хожу как на службу, словно шахтер в свой забой: собираю тормозок и иду. А вернувшись домой, снова рисую. Чем еще заниматься? На моря нас не пускают, дача тоже сезонное явление, вот и появилось много свободного времени. Так что я успел натворить даже на две выставки и осенью покажу работы, посвященные городскому пейзажу Алматы.

- Так вы, оказывается, мастер ностальгии! Будем вместе рыдать по духу прежнего города!

- На самом деле мне нравятся все переделки и реконструкции в Алматы. И вообще, я не склонен к страданиям. Иногда захожу в соцсети, вижу, как там люди ругаются то на белку, то на новую пешеходную зону, то на дома под снос. Можете закидать меня помидорами, но город должен меняться, он не может стоять на месте. Наша память уходит с нами - приходят новые поколения, и для них город уже другой и воспоминания другие. Мой сын и его друзья в восторге от пешеходной улицы Панфилова, это их любимое место для прогулок. Они уже не представляют себе, что когда-то было иначе. У нас в городе никогда не было какой-то потрясающей архитектуры, а многие домики, вызывающие ностальгию, ветшают и физически, и морально.

Сам я живу в старой двухэтажке. Да, это удобно, когда во дворе есть сарайчик, когда высокие потолки и зелень за окном. Но, с другой стороны, я смотрю в окно на крышу сарая, куда соседи все время сваливают какой-то хлам, и понимаю, что у нас за 30 лет точно ничего не изменилось, даже мусор тот же самый. И он будет там все время, которое отпущено этим старым домикам.

Да, я фотографирую и пишу уходящую натуру, но пусть она уходит. Время не остановишь, мир меняется. Причем меняется он даже не для нас, а для следующего поколения. Тот город, который мы помним с детства, исчезнет вместе с нами. Здесь будут жить другие люди, будет другой город, и история будет неизбежно переписана. Вот об этом я и говорю в своих картинах.

- Раньше вашей любимой темой были рыцари, закованные в латы. Сейчас все чаще проскальзывают боги, кукловоды. Поправьте, если не так.

- Рыцарей никогда не было, скорее, воины. Вся наша эпоха - это сплошные сражения. Мы когда-то жили в одной стране и не подозревали, что однажды она рухнет и начнется война всех со всеми. Это вечная тема. Мне интересно увидеть параллели между прошлым, настоящим и будущим, поэтому так и называется выставка: “Вчера, сегодня, завтра”. А биб­лейские символы помогают передать сегодняшнее время.

Когда я выложил в соцсети “Троицу”, мне тут же прилетело, что не следует так вольно обращаться с каноническими вещами. Но я не иконописец и не Рублев. Это про сегодня: горит храм, разрушается вера, и я просто констатирую факты. Я не гражданский активист, хотя уважаю их усилия, я не вступаю в партии, не подписываю петиции, не выхожу на митинги. Не возмущаюсь тем, как пилят деревья - их все равно будут пилить. Моя задача другая - смотреть на это и рефлексировать. Картины - это мой дневник наблюдений, который я веду с рождения.

- Вы как-то не­экономно пишете. Картины очень густо населены персонажами. Объясните, что здесь происходит?

- Вообще-то я очень не люблю рассказывать. Мои работы не ребус, не шарада, которую надо разгадать. Но вот “Карусель” - это как раз о круговерти того, что с нами происходит. Нам говорят: не надо бить морду друг другу, не надо пьянствовать, лупить жену. Но от этих увещеваний ничего не меняется. Когда я был юным, мне все казалось новым. Сейчас я понял, что даже новые книги о том, что я уже читал. Или вот триптих “Восточные сладости”. Это что-то очень сладкое, похожее на сказку и обязательно с подвохом. С дирижером, который всем этим застольем заправляет, дергает нас за ниточки. Да мы и сами всегда находим нечто управляющее нами. Все эти теории заговоров, чипов - мы сами договорились и в эту фигню играем. Почему-то про хорошее не договорились, а вот про это - да...

- Сейчас модная тема - саморазвитие. Чему бы вы хотели научиться, какого коуча послушали бы?

- Никакого. Я сам обучаюсь в процессе жизни, и для этого мне не нужен специальный человек. Я даже не очень понимаю, зачем надо идти к психологу, когда можно писать картины. Да и устойчив я к разного рода наставникам. Меня даже сектанты избегают. Как-то уехал в Питер, поселился в студенческой коммуналке, и моим соседом оказался студент театрального из числа свидетелей Иеговы. Приятель стал меня просвещать, беседовал, литературу носил. А я вечно задавал ему вопросы, на которые он ответить не мог и бегал за советом к наставнику, пока тот ему не запретил общаться со мной. Дескать, через меня бесы только смущают его веру. Так что не состоялся я как сектант, а самый лучший коучинг прошел в Советской армии. Вот там школа так школа: не можешь - научат, не хочешь - заставят. Все остальное несерьезно.

- Скажите честно: зачем художнику нужен вернисаж? Комплименты послушать?

- Ни критика, ни комплименты меня уже не трогают. Это повод встретиться с коллегами, друзьями. Обняться с теми, кто посмелее. Главное, чтобы под руку никто не спрашивал: “Что вы тут хотели сказать?” Всегда на выставке находится такой персонаж - только поднимешь бокал вина, а тут она, такая благообразная, просит отойти на минуточку и объяснить, что я нарисовал.

Как на минуточку? Там вся моя жизнь, прочитанная литература, философия. Для такого разговора надо сесть, поставить между нами бутылку коньяка и весь вечер трепаться. На самом деле это особый кайф встретить человека, который считывает твой язык. Но случается это редко. Выкладываешь работу в соцсетях, а тебе в ответ салютик или мишка танцующий: мол, здорово. Или: “Ой как красиво”. Я что, шторы раскрашиваю?

Хотя и тут время все меняет. Сейчас художник - это про другое: новые формы или компьютерные программы. А ручная работа становится уделом скучающих домохозяек.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Владимира ТРЕТЬЯКОВА, Алматы