Серик АБДЕНОВ: “Патамушта” стало брендом

Бывший министр труда и социальной защиты РК, а ныне вице-президент НК “КазМунайГаз” Серик АБДЕНОВ несколько лет назад стал известен всей стране. Историю “потому что, потому что” знали, наверное, все казахстанцы. Как он к ней относился и вспоминает ли о тех временах сейчас? Об этом и многом другом Серик Абденов рассказал в эксклюзивном интервью “Времени”.

- Три года назад министр труда и социальной защиты был одним из самых популярных персонажей в Интернете и занимал первые строчки по цитируемости. Вам сейчас припоминают историю с “патамушта”? Или вы стараетесь забыть это как страшный сон?
- Скажу честно: сначала меня это реально задевало. Понятно, что у меня есть круг общения, семья, друзья. Все они тоже были неравнодушны к тому, что обо мне говорят. Им было непонятно, почему меня облачили в этот образ “потому что, потому что”, то есть человека не вполне компетентного, со слабыми знаниями. Тем более неприятно было слышать комментарии типа: конечно, его двигает волосатая рука, он занял эту должность благодаря родственникам. Близкие знали, как я шел по служебной лестнице, и понимали: все, что говорят, неправда. Я из простой семьи, но могу сказать огромное спасибо своим родителям за то, что они всегда в меня вкладывали. В родственных связях ни с кем из высокопоставленных чиновников не состою и всего добился сам. Но, несмотря на все это, образ “патамушта” раскручивался на протяжении шести месяцев, пока я был министром. Сами помните: цитаты в новостях, ролики в Интернете, первые полосы в газетах...
- Вы следили за этим?
- Конечно, следил. Во-первых, даже в силу своей профессиональной деятельности. Я продвигал очень серьезный вопрос (повышение пенсионного возраста. - О. А.), поэтому должен был знать, как его воспринимает общество. Пытался разряжать обстановку в коллективе, шутил по этому поводу, на какие-то вопросы отвечал: “Потому что, потому что”. И подбадривал коллег тем, что теперь мы самое рейтинговое министерство и, несмотря ни на что, нам надо работать. И коллеги, и мои близкие поддерживали меня во всем. Вопрос с повышением пенсионного возраста был очень тяжелым, но я осознавал, на что иду. Сначала сам не до конца понимал, зачем это нужно делать. И когда на первой пресс-конференции мне задали вопрос по этому поводу, ответил, что на сегодняшний день не вижу для этого оснований. Но потом стал разбираться в ситуации, изучать расчеты специалистов, и мне стало ясно, что повышать пенсионный возраст необходимо. Я пытался объяснить людям почему. Сам выходил к ним и разговаривал - это была моя инициатива.
- Как супруга отнеслась к вашему назначению и к тому, что вы оказались в центре всеобщего внимания?
- Тогда я столкнулся с серьезной дилеммой: мне нужно было говорить о непопулярных мерах, я мог спровоцировать общественные волнения. Это было очень ответственно и могло негативно отразиться и на мне, и на моей семье. Мы два часа разговаривали об этом с женой, я сказал ей, чего нам нужно ждать. И она во всем меня поддержала, хотя риски были большими. Когда началась эта история с “патамушта”, я в первую очередь переживал за детей. Старшая дочь тогда училась в шестом классе и, конечно, все понимала. Но она лидер, и одноклассники сказали ей: “Если кто-то будет тебя обижать - скажи нам”. Так что проблем у нее не было. В то время выпуски новостей без меня не обходились. Помню, был такой случай: мы с семьей смотрим телевизор - там, как обыч­но, показывают меня, в этот момент младшая дочь (ей тогда было года три) хлопает меня по коленке, говорит: “Потому что, потому что” - и уходит. Я засмеялся, конечно, но в глубине души... Думаю, мои переживания тогда были оправданными.
- По поводу вашего ухода с поста министра труда и социальной защиты было два мнения: одни считали, что это было наказанием для вас, другие, наоборот, - спасением. Вы сами как думаете?
- У меня не было и нет должностей, которые мне оставили в наследство. Каждое рабочее место - это заслуга за мой труд. Когда я ухожу, не задаю никаких вопросов.
- И все-таки: вы почувствовали облегчение в тот момент, когда все это закончилось?
- Вы сами как считаете?
- Думаю, да.
- Нет, это не так! Друзья считают меня помешанным на работе. Мне больше нравится напряженная работа в непростых условиях, но с инициативами, которые я могу двигать и видеть результат. Иначе у меня глаза перестают гореть, настроение ухудшается.
- Ну, в таком случае тогда вы были на своем месте. А я, пожалуй, вспомню один из самых напряженных моментов для вас на посту министра - пресс-конференцию, на которой вас закидали яйцами. Вы сразу ушли из зала и вошли обратно в чистом пиджаке. Откуда он взялся? Вы на всякий случай прихватили с собой несколько комплектов одежды?
- Вы сейчас будете смеяться. Во-первых, он (активист Андрей ЦУКАНОВ, который запустил в Абденова три сырых яйца. - О. А.) замарал мне не только пиджак, но и галстук. Я вышел из зала, в котором шла пресс-конференция, рядом со мной оказалась Зауреш АМАНЖОЛОВА (на тот момент зам­акима Алматы. - О. А.), которая там присутствовала. Она пыталась стереть образовавшиеся пятна салфеткой. Но вы понимаете, что это было невозможно. Там же стоял проректор КазНУ, его имени я, к сожалению, не помню - я снял с него пиджак и галстук, переоделся и снова вышел к журналистам. А потом в этом же пиджаке и галстуке поехал выступать перед людьми и вернул их хозяину позже.
- Тогда пошли разговоры о том, что это была спланированная акция...
- Нет, конечно! Зачем мне устраивать подобные акции? Не только я - вся страна не была готова к такому поступку. Какой из наших политиков проходил через это? Когда он (Цуканов. - О. А.) бросил первое яйцо, я улыбнулся ему в лицо. В голове появилась мысль: подбежать и дать ему по морде. Но если бы я это сделал, то провалил бы всю реформу.
- Продолжим тему костюмов... Вы всегда хорошо выглядите. У вас есть стилист?
- Моя жена подбирает мне одежду. Стилиста нет, так же, как нет имиджмейкера и педагога по ораторскому искусству. Всему учусь сам. Слава Аллаху, на моем пути встречались опытные руководители, они верили в меня и давали полномочия.
- Сейчас вам не кажется, что в 2013 году вы все-таки были слишком молоды для того, чтобы занимать такую должность и продвигать в обществе столь непопулярные социальные реформы?
- Я не вижу проблем в том, чтобы быть министром в 35 лет. Но, наверное, именно для продвижения пенсионной реформы возраст был в чем-то помехой. Люди более старшего поколения не всегда воспринимали те слова, которые я пытался до них донести. Как раз из-за того, что был гораздо моложе.
- Помню, будучи министром, вы не стали отвечать на вопрос: “Как ваша мама относится к повышению пенсионного возраста?” А сейчас ответите?
- Отвечу. Тогда она относилась так же, как и все общество - в семье тоже были споры. И мама, и отец, и сестры считали этот шаг неправильным. И я - как и всем остальным - объяснял им, зачем это нужно. И они поняли.
- Со временем вы научились по-другому относиться к ситуации с “патамушта”?
- Знаете, один человек, занимающий достаточно высокий пост в нашей стране, сказал мне: “Серик, не переживай! Ты стал брендом Казахстана”. Мне было очень приятно. Действительно, получается, “патамушта” - это бренд.
- Вам и сейчас его напоминают?
- Да. Я и сам иногда так отвечаю - специально. Все, конечно, смеются. Постепенно те переживания сгладились.
- Сейчас вы вице-президент по управлению человеческими ресурсами АО “КазМунайГаз”. Как вы оказались на этом месте?
- После ухода с поста министра председатель правления НК “КазМунайГаз” Сауат МЫНБАЕВ предложил мне разработать единую систему оплаты труда в нефтяной отрасли. Я согласился, и за три месяца мы с коллегами разработали новую систему, которую постепенно стали внедрять на всех предприятиях. Сначала был советником главы “КазМунайГаза”, потом стал управляющим директором и курировал всю сферу управления человеческими ресурсами - это не руководящая позиция. И лишь через три года работы в компании - 1 августа 2016-го - стал вице-президентом компании и членом правления.
- То есть одним из замов господина Мынбаева, вокруг количества которых недавно разгорелся скандал. Говорили, что их аж 30 человек. Но потом появилось сообщение о том, что это был лишь информационный вброс. Кому он был нужен?
- Не знаю кому. Но могу сказать: замов всего восемь, при этом одно место остается вакантным - так что действующих заместителей семь. Это, кстати, немного. Ведь “КазМунайГаз” - предприятие, которое включает в себя пять бизнес-направлений. Если взять мировой опыт, мы найдем не так много компаний, в которых все они объединены. Тем более сейчас мы приняли новую операционную модель и начали ликвидацию наших субхолдингов - раньше управление активами “КазМунайГаза” шло именно через них: наш офис, еще один - и только потом само предприятие. Доходило до семи уровней управления. Это бюрократия, отражающаяся на скорости принятия решений. Мы уже начали ликвидировать субхолдинги. “КазМунайГаз” будет напрямую управлять всеми производственными активами. Поэтому количество заместителей и управленческого персонала в самой компании обоснованно - за каждой должностью стоит огромный объем работы. Другое дело, что произойдет сокращение персонала в тех самых субхолдингах. Каждый из них имеет правление, свой руководящий управленческий состав - все они уйдут, а вместо них в “КазМунайГаз” придут один-два человека. Не будет дублирования ни бухгалтеров, ни юристов, ни канцелярии -
у нас все это есть.
- Насколько я знаю, каждый из вице-президентов курирует какое-то предприятие “КазМунайГаза”. А вы?
- С 11 ноября меня по совместительству назначили директором ТОО “Oil Construction Company” - это предприятие в Мангистауской области, которое занимается обустройством месторождений, на нем около двух тысяч работников. У нас все руководство стоит во главе каких-то предприятий. Это делается для того, чтобы сократить время принятия решений, бумажную волокиту - ускорить работу, в общем. Ставят нас в основном на сложные участки.
- Где вы проводите большую часть времени: в Астане или Актау, где находится ваше предприятие?
- Почти все время провожу в Актау, вскоре ко мне из столицы переедет моя семья. В “КазМунайГазе” провожу работу дистанционно, езжу в Астану только на заседания совета директоров компании. Решать оперативно все остальные вопросы позволяют современные средства коммуникации.
- Помнится, около года назад глава “Самрук-Казына” Умирзак ШУКЕЕВ заявил, комментируя недовольство, касающееся баснословных премий и бонусов топ-менеджеров нацкомпаний, что “обсуждать бонусы топ-менеджеров неприлично”. Вы тоже так считаете?
- Есть понятия “коммерческая тайна” и “персональные данные”. У каждого должностного лица есть ответственность за разглашение такой информации. Мы провели соответствующий анализ: оплата труда в “КазМунайГазе” в семь или восемь раз ниже, чем в целом по отрасли.
- А в цифровом выражении как это выглядит?
- Цифры я назвать не могу.
- Как вы относитесь к возможности приватизировать “КазМунайГаз”?
- Это зависит от политики государства. Нельзя сказать, что казахстанская нефтяная отрасль полностью государственная. Из 80 миллионов тонн нефти, которые ежегодно добывают в нашей стране, на долю “КазМунайГаза” приходится 22 миллиона тонн. Во многих активах государство является участником, я имею в виду Кашаган, “Тенгизшевройл”, другие предприятия. Лично я, как гражданин, считаю, что определенная часть нефтянки должна оставаться у государства. Но при этом мы не должны себя ограничивать в признанных инструментах финансирования, таких как IPO, например, и активно этим пользоваться.
- Почему в стране периодически возникают перебои с поставками бензина? Это проблемы добытчиков или переработчиков?
- Как известно, на сегодня три казахстанских нефтеперерабатывающих завода обеспечивают потребность республики в бензине на 70 процентов. Остальное мы импортируем из России. Сейчас наши заводы модернизируются, и в течение двух лет мы полностью перекроем всю потребность Казахстана - бензин будет только наш.
- А цена на него? Она может повыситься в ближайшее время?
- Знаете, после ситуации с пенсионной реформой я вообще не хотел бы делать никаких прогнозов (смеется). Сегодня мы напишем так, а завтра все изменится.

Оксана АКУЛОВА, Алматы