Что и требовалось доказать
Нурлан ТЕМИРГАЛИЕВ, учёный: Мировое сообщество даже не заметит, если с научной карты мира исчезнет Казахстан
В этом году в научной среде как никогда много обсуждали итоги прошедшего грантового конкурса, с помощью которого финансируются все главные проекты отечественной науки. Критикуют в первую очередь саму систему оценки работ: сначала участников конкурса рецензируют зарубежные и местные ученые, а затем прогоняют через научные советы, составленные исключительно из казахстанских коллег. Бывает так, к примеру, что в финансировании отказывают проектам, получившим высокие баллы на первом этапе, но при этом деньги выделяют тем, чей потенциал был низко оценен иностранными специалистами. Директор института теоретической математики и научных вычислений ЕНУ, доктор физико-математических наук, профессор Нурлан ТЕМИРГАЛИЕВ объясняет, почему грантовый конкурс нужно вообще отменить и на его основе провести новый.
- Уже не в первый раз звучат претензии по поводу финансирования науки. В прошлом году было много нареканий к работе международных экспертов, в этом, напротив, вызывает удивление работа научных советов. Если зарубежные специалисты высоко оценивают работу, то это еще не факт, что ученые получат финансирование. На ваш взгляд, Нурлан Темиргалиевич, насколько объективно у нас оценивают потенциал того или иного проекта?
- Впервые большие суммы - 50 миллиардов тенге в год - стали выделять в 2012 году, по ним было проведено три грантовых конкурса на 2012-2014 (2013-2015) годы. Ваш вопрос, конечно, относится к грантовому конкурсу 2014 года на 2015-2017 годы с бюджетным обеспечением в 48 миллиардов тенге. И тут нужно разбираться, кто именно одобряет финансирование. Это уполномоченные лица (коротко - чиновники) и подразделения МОН РК, обеспечивающие строгое выполнение утвержденных правительством правил проведения конкурса. Это эксперты, отвечающие за качество своих рецензий, где на карту ставится его научная репутация, вплоть до изгнания из научного сообщества. Далее по каждой грантовой заявке вносятся три экспертных заключения со своими баллами - одно отечественное, два зарубежных, затем выставляется общий балл. Сам же грантовый конкурс проводится в два этапа. Первый и самый главный этап проводит АО “Национальный центр государственной научно-технической экспертизы” (НЦГНТЭ), и, как сообщил председатель комитета по науке МОН РК Сансызбай ЖОЛДАСБАЕВ, в числе рецензентов 1229 отечественных и 1758 зарубежных ученых из 70 стран, каждый с индексом Хирша не менее 5 и не менее 10 соответственно. Чтобы было понятно, индекс Хирша - это показатель цитируемости научных статей отдельного ученого. Чем выше уровень цитируемости, тем выше индекс.
Второй, завершающий, этап на основе выставленных НЦГНТЭ баллов проводит Национальный научный совет (ННС) и по программно-целевой части - Высший научно-технический совет (ВНТС).
Такова процедура. И сразу скажем, НЦГНТЭ во главе с его председателем Асанбаем ДЖУМАБЕКОВЫМ дорогостоящую экспертизу откровенно провалил, и теперь необходимо аннулировать все вынесенные решения грантового конкурса 2014 года. Это легко доказать. КазНУ им. аль-Фараби опубликовал список своих сотрудников с положительным индексом Хирша, их оказалось 15, а с индексом Хирша не менее 5 - всего 14. Спрашивается, откуда Асанбай Кудайбергенович наберет 1229 казахстанских ученых с индексом Хирша не менее 5, если в старейшем университете страны их всего 14? Вывод один: не обеспечено требование количественных показателей качества казахстанских экспертов, тем самым грантовый конкурс 2014 года не состоялся.
Именно с требованием аннулировать грантовый конкурс 2014 года я обратился к министру образования и науки Аслану САРИНЖИПОВУ и к заместителю премьер-министра Бердибеку САПАРБАЕВУ, курирующему образование и науку.
- Возможен ли вариант, что в научных советах, скажем так, протаскивают свои проекты? Могу привести один пример - проект, в котором участвовал член научного совета Марс ГАББАСОВ “Разработка синхронизатора ТОФИ для обмена данными и метаданными между информационными системами”, получил всего 23,67 балла от международных экспертов, но все равно был профинансирован на 30 миллионов тенге. Или это скорее исключение?
- Протаскивать свои проекты особенно не надо, там все заранее заложено на первом этапе. Сама система выстроена следующим образом: научные советы рассматривают не все грантовые заявки, а только те, что набрали не менее 27 баллов из 36 возможных, а при распределении программно-целевого финансирования - не менее 35 из 54. Тем самым Национальный центр уже запрограммировал, кому выдавать гранты и кому отказать. Конечно, всего заранее не предусмотришь, поэтому произошла дальнейшая коррекция, и в некоторых случаях пороговый уровень баллов снизили до 23.
Ввиду закрытости всех экспертных документов я не могу прокомментировать ваш пример с проектом Марса Габбасова. Но я работал с ним в КазГУ, он является воспитанником ленинградской математической школы и каким-то образом “кормит” несколько сотен математиков. Среди них немало и моих учеников.
Приведу поучительный для меня эпизод с одним из них. Способный магистрант стал исчезать с занятий, а когда я начал наставлять его на путь истинный, он мне сказал: “Нурлан Темиргалиевич, я получаю 7 тысяч тенге стипендии, у меня ребенок, в родительской трехкомнатной квартире живет три семьи: отец и мать, брат и я, каждый с женой и детьми”. Только тогда я осознал разницу между своей советской аспирантурой, когда получал стипендию, на которую можно было содержать семью, с перспективой скорого вхождения в средний класс с зарплатой кандидата-доцента, и нынешней послевузовской ситуацией.
Марс Габбасов основал большую компанию, которая финансируется из разных источников, не только от МОН РК. Именно они проводили конференцию по проверке правильности доказательства Мухтарбая ОТЕЛБАЕВА уравнения Навье - Стокса с приглашением специалистов из Москвы и Алматы. Причем все расходы несла компания, хотя у них самих было еще два “Наполеона по Навье - Стоксу”, так что такой поступок можно только приветствовать.
В таком контексте низкие 23,67 балла говорят в пользу Марса Габбасова, а решение научного совета о финансировании в полном объеме подтверждает сказанное мною выше: “Не все можно было продумать”.
- Один мой знакомый ученый считает, что настоящая наука есть лишь в небольшой части отечественных проектов, и 5 миллиардов тенге на всех хватило бы с лихвой. Все остальное - наносное. Как вы считаете, сколько у нас действительно стоящих проектов, которые помогут как-то изменить нашу жизнь в будущем?
- Боюсь, что ваш знакомый прав. Мое обращение к министру и вице-премьеру наряду с требованием аннулирования результатов проведенного грантового конкурса на 2015-2017 годы содержит описанный в деталях способ проведения нового конкурса с учетом негативного опыта. Я предлагаю эшелонирование научных результатов, где в первый эшелон входят только грантовые проекты, обеспеченные публикациями в неплатных рейтинговых журналах, и дальше по нисходящей. Так вот, количество грантов первого эшелона мы оцениваем в 10 процентов от всех заявленных, что по выделенной сумме составляет примерно 5 миллиардов тенге, которые назвал ваш собеседник.
Ставя во главу угла публикации в некоммерческих рейтинговых журналах, в которых автор проходит, как правило, жесткую, но справедливую экспертизу, я не стал бы лишать грантов, во-первых, тех, кто имеет значимые результаты, но не успел пройти этап соответствующих публикаций. Не стал бы обходить грантовым финансированием ученых, имеющих значимые публикации, но десятилетием и более раньше. И наконец, нельзя без регионов - надо через оплачивающих из этих средств консультантов помочь им подняться. То есть необходимо менять систему финансирования науки в целом.
Но в то же время позвольте мне не согласиться с вашим требованием к научным проектам изменить нашу жизнь в будущем. Здесь надо быть реалистом: мировое сообщество в своем поступательном движении даже не заметит, если с научной карты мира исчезнет Казахстан. Понимаю, и вам, и многим, в том числе и мне, эти слова не нравятся, но попробуйте назвать мировой бренд казахстанского производства. Опять же если попросить назвать сумму чистой прибыли от реализации казахстанских проектов - это называют коммерциализацией - и сравнить с объемом грантового финансирования, то все станет ясно: в стране без своего промышленного производства трудно ожидать значимых прибылей от новых идей. Речь надо вести о финансировании фундаментальных наук, где реальная отдача будет в виде подготовки высококвалифицированных кадров, где статьи в ведущих и среднего уровня научных журналах с казахстанскими фамилиями и названиями казахстанских университетов будут показывать миру, что существует научный Казахстан. Это главное для Министерства образования и науки.
- Единственный ученый, который не побоялся откровенно высказать свои претензии Министерству образования, - это Мамырбек БЕЙСЕНБИ, написавший в блог министра свои мысли по поводу проведения конкурса. Мы столкнулись с тем, что казахстанские ученые не хотят выступать публично. Я так понимаю, они опасаются потерять работу, финансирование и так далее. Может ли в таких стесненных условиях, когда ученые боятся всего на свете, развиваться наша наука?
- Вы действительно правы, что ученые пассивны в делах организации науки и образования. Как-то у нас в ЕНУ был приглашенный профессор Ханс-Юрген ШМАЙССЕР - известный математик, декан факультета математики и информатики университета им. Фридриха Шиллера в Йене. Думал, что будет полезно первому вице-министру образования и науки поговорить с таким административным лицом с опытом большой руководящей работы в одном из математических центров Европы. Так вот, мы, два профессора, долго стоим у входа в родное министерство, пока нас не заберет сопровождающий, чтобы мы, не дай бог, не встретились случайно с кем-то еще. Мой вопрос: “У вас тоже такие сложности с проникновением в здание министерства?” - Ханс-Юрген даже не понял. А когда понял, то сказал, что даже не знает, где оно находится, тем самым еще раз подтвердив, что самый лучший управленец тот, которого не видно, а дела идут. Именно в таком режиме должно работать наше министерство, в связи с чем я обращаюсь к Аслану Бакеновичу Саринжипову, чтобы перезагрузить МОН РК. Сейчас продуктивные ученые в своем большинстве не находят поддержки, о чем свидетельствует недовольство результатами грантового конкурса. С министерством невозможно вести содержательный диалог. Либо не отвечают, либо ответы абсолютно бессмысленные - то им не понятно написанное, то, мол, “за эмоциями не можем разглядеть существа вопроса” - это когда не хотят отвечать на четкие вопросы. Либо ответ в виде бессмысленно заполненных не по делу выписок из каких-то положений и законов. Поэтому многие эффективные ученые не хотят обращаться ни в МОН РК, ни в прессу. А пассивность, как мы все понимаем, на пользу науке не идет...
Михаил КОЗАЧКОВ, Алматы