Бутылкой - по голове, или Девальвация без кайфа

Перед девальвацией наличных денег в обращении, по данным Национального банка, было 1512,3 млрд. тенге, или примерно 9,8 млрд. долларов. А общая денежная масса с учетом денег на банковских счетах - Т11 600, или $74,9 миллиарда. Приложим к этим деньгам дробь 155/185 и получим, что карманы граждан и магазинные кассы 11 февраля чисто конкретно облегчились на 1,58 млрд. долларов, а всего население и экономика потеряли разом $12,13 млрд.

Но есть и хорошая новость: в природе ничего не исчезает бесследно, включая и деньги. Так что кто-то в результате “неожиданной” девальвации сколько-то потерял, кто-то другой столько же и нашел. И не всегда, надо полагать, неожиданно.
Наверное, нам не стоит тыкать пальцем в каждого такого счастливчика. Заметим только, что среди них нет тех, кто банально хранил в банке или тумбочке не тенге, а иностранную валюту. Эти ничего не выиграли - просто не потеряли. Если же говорить в общем о том, кому достался девальвационный подарок, то это мировой рынок, имеющий дела с Казахстаном. Конкретными же выгодополучателями стали те, кто хоть что-то производит в Казахстане на тенге, а продает за границу на валюту. Поскольку же на продажу мы производим лишь сырье, получается, что только сырьевые экспортеры и выиграли.
Это к вопросу о “благе для экономики”, которому так радуется председатель Нацбанка Кайрат КЕЛИМБЕТОВ.
Что важно: выигрыш сырьевиков не разовый, а относительно долгосрочный, и, соответственно, он в разы и разы больше разовой потери для внутренней экономики “каких-то” двенадцати с небольшим миллиардов долларов.
Однако “долгосрочность” на этот раз будет много короче, чем эффект девальвации 2009 года, и это стоит разобрать подробнее.
Прежде всего суть не в величине обменного курса: 80 тенге за доллар, 120, 155 или 185 - совершенно все равно. Здесь важна исключительно процентная сдвижка - с такой-то величины на такую-то. Потому что (строго между нами) единственно эффективный курс внутренней валюты по отношению к валюте внешнеэкономических операций - это постоянный. Что, кстати, постоянно делают китайцы (которые мудрее нас примерно на пять тысяч лет), и отчего постоянно нервничают США.
А все премудрости насчет “свободно плавающего” курса или какого-нибудь “инфляционного таргетирования” - это для извлечения дополнительных прибылей из “развивающихся” экономик. Конкретно, если страна понижает курс своей валюты и делает это плавно, это можно сравнить с работой под хмельком. Хватанул с утра стопочку - вот и кураж, на день вроде хватает. Хотя на этом пути в один не прекрасный вечер рискуешь оказаться не дома в постели, а где-нибудь в чужом дворе мордой в сугробе. Если же обрушивать курс разом - это как бутылкой по голове сзади - сразу мордой в сугроб, без предварительного кайфа.
Ну а повышение курса (в “тучные годы” мы и этим баловались) - это просто глупость. Примерно как здоровый работник начнет навешивать на себя ненужные тяжести. Пока силенки не надорвет и поскорее за… инфляционный допинг.
Все эти риски и неприятности, повторим, для населения и внутренней экономики. Что же до выигрыша экспортеров, тут так: курсовая сдвижка создает иное соотношение между себестоимостью производства и валютной выручкой, но лишь пока наличествует эффект сдвига. А он максимален не в первый день, а на время самых больших и быстрых оборотов: добыл - продал, это, допустим, в первые два-четыре месяца. Далее эффект идет уже по затухающей. Потому что более длинные циклы, строительство, например, дают все меньше девальвационной отдачи, с другой же стороны, на самого экспортера все более накладываются издержки относительно дорожающего импорта всего необходимого ему.
Итого ощутимый девальвационный эффект для экспортеров (а значит, и для Нацбанка с экономией его валютных резервов) - где-то полгода, максимум год. А потом, если опять придется “взбадриваться”, ситуация совершенно зеркальная. Повторятся и заверения в неизменности курса, и (если опять скачком) новая ступенька - от 185 уже к 225 тенге за доллар.
Нет, возразят поклонники “рыночного” курса: эффект российского (август 1998 г.) и казахстанского (апрель 1999 г.) обрушения стоимости национальных валют позволил сырьевому экспорту стать локомотивом экономического развития РФ и РК на целых семь лет, вплоть до мирового кризиса 2007-2008 годов. Опять же девальвация тенге февраля 2009 года позволила продержаться до нынешнего февраля - ровно пять лет.
Да, это ровно так и есть. С тем только добавлением, что и после обрушения мировых цен на нефть и сырые металлы, предшествующего девальвациям 1998-1999 годов, и после такого же их обрушения летом 2008 года оба раза начинался их неуклонный и растянутый на долгие шесть (после 2000-го) и четыре (после 2008-го) года рост.
То есть мировой рынок слал нашим сырьевым экономикам совершенно шикарные ценовые подарки. Впрочем, и себе не в обиду - в обмен на отток из страны основной части экспортной валютной выручки.
Нынешняя же девальвация принципиально иная: она проведена “на ровном месте” - на фоне держащихся уже почти года три на одном уровне нефтяных цен. Причем с тенденцией на понижение. Поэтому, повторим, Национальному банку придется отдуваться за сотворенное в одиночку: сырьевые экспортеры могут сказать ему “спасибо”, но не могут стать опять “локомотивом”.
Опять-таки, внутри страны надо будет искать ресурсы не для возмещения, а хотя бы для смягчения понесенных экономикой и населением потерь. Индексация зарплат и пенсий, потом - банковских вкладов, потом - неизбежная индексация тарифов, за этим - новые индексационные требования... От этого уже никуда не деться.
Между тем реальных средств на это нет. Собственно, как раз из-за этого Национальный банк и обрушил национальную валюту.
Если мы почитаем как раз и породивший валютную панику пресс-релиз НБК от 11 февраля, то там все честно и объективно написано. Макроэкономическая ситуация и в стране, и на мировом рынке такова, что … дальше так продолжаться не может.

Вот вам и коренной вопрос: хватил родной Национальный банк национальную экономику как обухом по голове, устроил себе передышку (вперемешку с головной болью) на сколько-то месяцев, а дальше что?

Пётр СВОИК, рисунок Владимира КАДЫРБАЕВА, Алматы