Призраков не видел

В минувшем концертном сезоне дирижер Канат ОМАРОВ стал руководителем сразу двух топовых коллективов классической музыки - Государственного академического симфонического оркестра и оркестра оперного театра им. Абая. Это при том, что для маэстро он достаточно молод: - не убелен сединами, не просидел на скамейке вторых с десяток лет.

Канат четыре года назад вернулся после стажировки и учебы в оперном театре Цюриха. И поначалу пошел устраиваться на работу в оперный театр Алматы.

- Мне не важно было - вторым, десятым дирижером, просто хотелось работать в оперном и применить весь свой опыт. Но тогда я оказался там не нужен, - смеется Канат.

Это, конечно, очень вольная трактовка его сдержанной мимики. Публика любит экспрессивных, вспыльчивых руководителей оркестра, которые за дирижерским пультом отдельный спектакль устраивают. Канат - совсем другое дело. Он спокойный и демократичный. Признает, что не умеет “играть короля”. Фраков себе не заказывает, дирижерские палочки о колено не ломает в минуты ярости.

- Да даже если бы и ломал, они же недорого стоят, - совершенно серьезно рассуждает маэстро. - А фрак я взял из тех, что есть в филармонии. Зачем же новый заказывать? И выходить к пюпитру грациозно я не умею, честно говоря.

- Может быть, надо поработать над этим возле зеркала? Это же такая важная дирижерская фишка!

- Я вообще против того, чтобы отрабатывать движения или походку перед зеркалом, никогда этого не делал. Кстати, о палочке: она не для всех произведений мне нужна, иногда я чувствую, что лучше обойтись без нее, одними руками. Вообще жест может сказать гораздо больше, чем слова - я в этом много раз убеждался, и до сих пор это огромная тайна, некая темная сторона дирижирования, которую не объясняет ни один профессиональный учебник: как дирижер передает исполнителям то звучание, которое у него в голове. Есть ведь две составляющие ремесла: одна - функциональная, то есть помочь музыкантам вместе начать, вместе закончить, не играть вразнобой. Вторая - творческая. И вот парадокс: я не знаю, как это работает. Каждый дирижер очень индивидуально решает эту задачу, общих советов здесь давать невозможно.

- Со стороны кажется, что у дирижера самая легкая задача…

- Это интересная профессия, потому что изначально композиторы сами были исполнителями своих произведений и партитуру не загромождали дополнительными пометками. Были места, где солисты и вовсе могли вставить свое соло или на основе предложенной структуры импровизировать - примерно то, что сейчас делают джазмены. Поэтому, например, у Монтеверди оперная партитура - это всего две строчки, и если исполнить дословно, то оперы не получится, важно знать исторический контекст и традиции, то, что прекрасно знали исполнители-современники.

- Вы из музыкальной семьи?

- У нас в семье не было профессиональных музыкантов. Я вообще из глубинки, из аула в районе Сарыагаша. Там же и начал учиться музыке. Преподаватели нахваливали родителям мои способности, и в итоге мы переехали в Алматы. Я обожал оперу, знал почти весь репертуар Серкебаева, Днишева, зарубежных мировых звезд. Чтобы разрабатывать легкие, поступил на отделение духовых инструментов и выбрал саксофон. Мне очень повезло с педагогом, в итоге я влюбился в этот инструмент, в ту свободу, которую дает джаз. Так что мечты стать певцом постепенно ушли в тень, чего мне еще долго не могла простить мама. И уже в конце учебы в какой-то мере неожиданно для себя решил стать дирижером. Учился и работал со студенческим оркестром консерватории. В 2012 году съездил на фестиваль, организованный еще Бернстайном, а уже после этого получил приглашение в оперный театр Цюриха, где проработал три года ассистентом главного дирижера.

- Вы легко участвуете в не­обычных концертах (например, песни “Битлз” в исполнении оперных певцов). Хотите таким образом обеспечить аншлаги в зале?

- Если честно, это больной вопрос. Очень обидно, когда в зале зияют пустые места. В этом не виноваты музыканты, не виновата публика - на мой взгляд, дело только в недостатке информации. Мало лишь наклеить афишу возле филармонии. Но работать над этим должен не я, а существующий в филармонии концертный отдел. Что касается нас, мы готовы и выходить в народ, и исполнять не­обычный репертуар. Это нормально, этим сейчас занимаются музыканты самых именитых оркестров. Да, принято считать, что классика - это элитарное искусство, со своей небольшой аудиторией. Но почему не попробовать ее расширить? К тому же я позиционирую себя как джазовый музыкант, поэтому за свободу в музыке, за отсутствие каких-то догм. Кстати, у нас в оркестре есть потрясающие разноплановые музыканты, великолепно играющие в джазовом стиле. В этом мы убедились, когда исполнили сюиту “Щелкунчик” в переложении Эллингтона для джаз-бенда.

- Вы злопамятный дирижер? Запоминаете неодобрительные взгляды музыкантов или что кто-то из них не постучал смычком о пюпитр в знак одобрения?

- А почему они должны мне аплодировать? Это публика должна хлопать. Есть еще такой пережиток советской эпохи: когда выходит дирижер, оркестр стоя приветствует его. Я как могу борюсь с этим стереотипом. Посмотрите записи выступлений зарубежных коллективов: там дирижер, выйдя, поднимает жестом оркестр и представляет его публике. А у нас получается, что музыканты приветствуют дирижера. Я за демократию, хотя оба коллектива, где я руковожу, с большой историей, и вопросов дисциплины у нас просто не возникает.

- Здание филармонии очень старое... Есть у вас свое местное привидение?

- Говорят, что есть, но я осторожно отношусь к мистике и не люблю разговоров на эту тему. Могу только сказать, что ни разу его не встречал, хотя частенько занимаюсь до поздней ночи, иногда так долго, что там же и ночую.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Николая ПОСТНИКОВА, Алматы